На Русь письменная славянская культура пришла уже в форме кириллицы, а потому широкого распространения глаголица здесь не получила. До нашего времени не дошло ни одного восточнославянского манускрипта или хотя бы берестяной грамоты, написанной на глаголице. Впрочем, ряд свидетельств использования глаголицы в древнерусском государстве все же имеется. Так, сохранились глаголические граффити XI–XII вв. в Софийских соборах Киева (3) и Новгорода (20). Кроме того, отдельные глаголические слова и буквы встречаются в целом ряде средневековых славянорусских рукописей XI–XII вв.: РГАДА, ф. 381, № 110; ГИМ, Син., № 478; РНБ, Погод., № 68 и др. Интересно то обстоятельство, что большинство примеров использования глаголицы относится к Новгородско-Псковскому региону.
На протяжении веков владение глаголицей для любого русского книгописца являлось своего рода «знаком качества». В писцовых записях глаголица порой выполняла роль тайнописи. Подобное письмо в большинстве случаев имело целью не столько действительно скрыть написанные тайнописью слова, сколько своего рода интеллектуальную игру с читателем, демонстрацию собственных навыков и компетенции. Так, глаголицу в своих писцовых записях использовал, хотя и нечасто, Иван Блинов – выдающийся русский книгописец рубежа XIX–XX веков.
В современной России интерес к глаголице со стороны каллиграфов и дизайнеров крайне невелик. Впрочем, тому есть объективные исторические предпосылки: здесь сказываются и отсутствие устойчивой глаголической традиции, наподобие той, что существует в Далмации, и общая деградация книжно-рукописной культуры в советское время. Тем не менее, иногда она вполне успешно применяется, придавая соответствующим художественным произведениям определенную основательность, загадочность и традиционность.